Название: Наташа, мы все уронили!
Автор: WTF Kotiki 2021
Бета: WTF Kotiki 2021
Размер: миди, 8700 слов
Пейринг/Персонажи: Наташа, Вова, коты
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Не то чтобы Наташа очень любила котов. Просто так получилось.
Ссылка на гугл-док:docs.google.com/document/d/1oCeCGettVe9HHCy-Hej...
Для голосования: #. WTF Kotiki 2021 - "Наташа, мы все уронили!"

Не то чтобы Наташа очень любила котов. Просто так получилось.
Нет, конечно, своих котов она любила. Всех четверых. Больше того, именно за эти пять лет, проведенных с котами, ей и довелось на деле познать, что любят не за что-то, а вопреки.
Шаромыжники, бандиты, сволочи мохнатые, изверги, свора, разбойники, отпетые мошенники, засранцы блохастые и даже в определенные моменты года ебари-террористы и сексуальные маньяки — вот лишь малая часть эпитетов, которыми награждали наташиных котов жители их небольшого поселка. А чаще всего говорили просто — эти твари.
«Эти твари сперли килограмм сосисок! Килограмм! Вы их там кормите вообще?» «Вот ты мне скажи, зачем этим тварям носки мои понадобились? Я сам видел, как тот белый сидел на заборе и носок с веревки сдирал!» «Эти твари все мои орхидеи сжевали! Изверги! А что не съели, то все продырявили, как прокомпостировали!»
— Эти твари жрут моих цыплят! — орал Семеныч, пожилой, не в меру деятельный дядька с казачьими усами. — Я все думал, лиса повадилась, а сегодня смотрю — твои вылезают из курятника!
«Семеныч, зачем тебе цыплята, — с грустью думала Наташа, глядя на его подрагивающие усы и лопоча привычную чепуху по типу: простите-извините-этого-больше-не-повторится, — у твоего сына сеть фитнесс-клубов в городе, он тебе не то, что цыплят, устриц из Парижа может ежедневно свежих возить, и то не разорится».
Но не доверял Семеныч заграничному животноводству. Импортозамещение он воспринял как личный вызов и разводил то цыплят, то индюшат, то кроликов, зарыбливал пруды и устраивал рыбную ловлю в промышленных масштабах, а по осени возил в город на подаренном сыном лендровере собственноручно выращенные картошку, свеклу, помидоры, которыми одаривал многочисленных родственников. Продавать плоды своего труда он считал ниже своего достоинства, и, будучи человеком не бедным и весьма щедрым, цыплят Наташе великодушно простил.
А спустя неделю Наташа встретила в магазине его жену Аделину Викторовну, женщину интеллигентную и с тонкой душевной организацией.
— Наташенька! — как родной обрадовалась ей Аделина. — Спасибо тебе, деточка! И котикам твоим! Мой муж наконец-то продал своих цыплят! Как же я каждый раз переживала, когда он им шеи сворачивал! Ни готовить их потом не могла, ни есть. Я ведь всех их знала по именам! Это же просто какой-то каннибализм!
Еще через неделю наташин муж Вова сообщил, что Семеныч завел поросенка.
— Холодец, говорит, будем есть, а котам твоим — фиг, — передразнил он Семеныча, — ага, щас, холодец ему. Аделина вон чепчик поросю связала и на поводочке выгуливает. Если что, она Гринпис на подмогу вызовет.

Наташиных котов боялись собаки. А те собаки, которые могли не бояться, тихо ненавидели, ибо сидели на цепи или в вольере и становились объектами изощренного кошачьего троллинга. Про других котов и говорить не приходилось, поселковыми улицами безраздельно владели «эти твари», а из-за занавесок на окнах им вслед завистливо глядели маменькины зайчики и прочие нежные пушистики.
Зато кошки... Это была отдельная песня. Как ни прятали по весне хозяева своих кисейных барышень за дубовые двери под пудовые амбарные замки, наташины коты все равно добирались до них с упорством сказочных принцев, вопреки здравому смыслу лезших в логова драконов за прекрасными принцессами.
— Они обрюхатили мою Стеллу! — кричал Кирчик, стапятидесятикилограммовый доктор наук из коттеджа напротив. Потрясая при этом несчастной Стеллой как неоспоримым доказательством. — Вот, полюбуйтесь!
Наташа полюбовалась флегматичной красивой Стеллой, но никаких признаков брюхатости не увидела.
— Ну что вы так переживаете, Кирилл Митрофанович, — миролюбиво начала она. — Будете дедом.
Кирчик, он же Кирилл Митрофанович, закоренелый холостяк, пятьдесят лет проживший с мамой и кошками, покраснел и захлопал глазами. Прибавление семейства явно не входило в его планы на ближайшее будущее. Он возмущенно фыркнул и удалился, величественно колыхаясь над садовой дорожкой. Из кармана его обширного халата флегматично свисал стеллин хвост.
— Интересно, а раньше-то как он решал эту проблему? — спросил Вова, вышедший на шум. — Ну хоть одна из его кошек должна же была когда-то залететь.
— Раньше-то, — сказала Наташа, — у нас котов не было.

Раньше у них и правда не было котов. Первым появился Антон. Переехав после свадьбы в свежеотремонтированный и с любовью обставленный коттедж, Наташа с Вовой решили, что чего-то им не хватает. А именно, белого котика, уютно свернувшегося в икеевском кресле. Воплощение своих дизайнерских идей Наташа откладывать не привыкла, и вскоре они уже ехали за котеночком по объявлению. Белых котиков в помете было три.
— Мы возьмем самого крупного и сильного, — говорил Вова.
— Нет, мы возьмем самого красивого, — возражала Наташа.
Наивные, они полагали, что им предстоит выбирать.
Антон им выбора не оставил. Распихав нерасторопных братишек, он первым выбрался из коробки, прошлепал неверными лапками прямо к ним и наструил лужицу под вовины ботинки. «Этот точно ваш», — уверенно заявил хозяин и почти насильно всучил им белое мяучащее чудо. Позднее они решили, что хозяин просто спешил от него избавиться.
Ангельская внешность Антона многих сбивала с толку. «Ой, какая пусичка!» — пищали наташины подружки и лезли к Антону целоваться. Пусичка в ответ скалил крохотные зубки и свирепо шипел, разевая мелкую розовую пасть.
«А почему его зовут Антон?» — спрашивали все. «Ну Вова почему-то назвал», — уклончиво отвечала Наташа. Не рассказывать же было, что Антоном звали вовиного одноклассника, которого угораздило однажды обкакаться на уроке в первом классе. Просто в тот вечер, когда они привезли котенка домой и Наташа залезла в ванну, полную шелковой душистой пены, через минуту к ней влетел Вова с котом наперевес. Кота поносило, Вова вопил, что его надо помыть, Наташа вопила, не суй его мне в ванну, кот вопил просто от избытка чувств. Когда всех помыли, завернули в одеяла и полотенца, у Вовы на коленях кота пронесло еще раз. Тогда он и стал Антоном, потому что Вова отказывался по-другому его называть. «Еще можно Засранцем», — сказал Вова и вопрос был решен.

Единственным человеком, не купившимся на Антонову красоту, была наташина мама. Эту черствую женщину не умилили ни нежное пузико, ни хвостик морковкой, ни розовые подушечки на белых лапках.
— Лучше бы вы ребенка завели, — сказала она.
Мама хотела внуков. Маму, в общем-то, можно было бы понять, если бы не пространные монологи на тему деторождения, которыми заканчивался каждый ее визит. И чем старше становилась Наташа, тем драматичнее и выразительнее монологи. Мама умела подпустить слезу в голосе и грамотно заломить руки в наиболее патетичный момент. Где-то в Москве плакали по ней МХАТ с Современником.
Когда у мамы заканчивались собственные аргументы, она подключала статистов.
— Посмотри на своего отца! — восклицала она, показывая на наташиного папу. — Ты видишь, чем ему приходится заниматься? Солидный человек, кандидат наук, с котиками играет вместо внуков!
Папа, застигнутый на месте преступления — за игрой с котами посредством крыски на веревочке, виновато прятал крыску за спину. Коты заинтересованно провожали ее глазами. Папа потихоньку, бочком-бочком исчезал со сцены куда-нибудь в другую комнату, коты караваном трусили следом за ним.
Наташа с детства привыкла придерживаться папиной тактики и предпочитала отмалчиваться, тогда как Вова тещину тягу к сценическому искусству очень ценил и всячески поощрял.
Застав тещу в гостях, он подходил к Наташе, целовал ее в макушку и спрашивал:
— Ну что, кошкина мать? Сегодня к директору вызывали? Сколько двоек за поведение?
— Между прочим, это и твои дети тоже,— отзывалась Наташа. — Мог бы поинтересоваться, как у них дела.
Теща заводилась с полоборота и на полчаса, Вова с видом завзятого театрала наслаждался процессом.
— Бросит он тебя, Наташка, — устав наконец выступать, резюмировала она.
— Хорошенького вы мнения обо мне, Ольга Александровна! — возмущался Вова. — По вашему, я могу бросить мать с четырьмя детьми?
Зато вовины родители котов любили безмерно и всегда привозили им гостинцы. Разгружая на новый год очередную порцию кошачьих домиков, игрушек и консервов, Наташа сказала свекрови:
— Ну зачем так много, Юлия Борисовна!
— Ну что ты, Наташенька! Они же нам почти как внуки! — ответила свекровь.
Когда свекры уехали, Наташа повернулась к Вове.
— Вот оно чо, Михалыч, — саркастически ухмыляясь, сказала она. — Внуки, значится.
— Ну и что, подумаешь, — не смутился Вова. — Зато ты точно знаешь, что твои дети без конфет и памперсов не останутся. Предки будут в очереди стоять, чтобы поменять им подгузники и побренчать погремушкой. Так что пусть пока тренируются. На котиках.
Пока что предки не то чтобы прям в очередь, но оставались с котами, когда Вова с Наташей уезжали в отпуск. Правда, теперь Наташа стала подозревать, что они тайно надеются — вдруг дети расслабятся в этом своем Таиланде, потеряют бдительность и привезут с курорта им на радость кого-нибудь посущественней котиков.
Ну некогда, некогда еще было рожать! Сначала они учились, потом пришлось год ждать Вову из армии, потом надо было работать, ремонтировать коттедж, и надо же было когда-то пожить для себя! А потом они взяли Антона. И понеслось.

Антон рос алчным, хитрым и абсолютно бесстрашным. Его энергии мог позавидовать небольшой ядерный реактор. Вскоре с полок, столов и шкафов было убрано все, что можно свалить, а с пола все, что можно жевать. В попытке спасти диваны Наташа еще долго застилала их покрывалами, огораживала картонками, но наконец сдалась. Зато в доме появились дизайнерские когтеточки. Хватало их ненадолго. Наташа однажды решила постричь Антону когти. Ну что сказать, она попыталась. Руки потом неделю приходилось прятать в рукава, чтобы коллеги и знакомые не заподозрили ее в склонности к суициду.
Поесть без Антона было невозможно. «Дай, — говорил он басом. — Немедленно дай это мне, и неважно, что я это не ем. Просто дай». Оставить без присмотра тоже ничего было нельзя. Тырить еду он начал сразу, с младенчества, просто для развлечения.
Ходил он в лоток, но какать предпочитал непременно рядом с лотком. «Антон и есть», — вздыхал Вова. Как-то так повелось, что за антоновы какашки в семье отвечал именно он.
А за кормежку отвечала Наташа. Просыпалась она теперь в шесть утра, и первое что она видела, открыв глаза, был Антон. Он просто сидел над ней, смотрел ей в лицо и ждал, но действовало это безотказно. За всю наташину жизнь ни один будильник не мог похвалиться подобными результатами.
Зато, когда Антоша бывал в настроении... То есть когда он пожрал, уронил все что можно, набегался как умалишенный, порвал очередную игрушечную крыску, он приходил на колени к Наташе или Вове, и они млели под бархатное мурлыканье. Антон был красив, пушист и музыкален. Он любил петь и разговаривать.
— Антон! — говорил Вова.
— Мяу! — отвечал Антон.
— Кто у нас самый лучший котик?
— Мяу!
— Кто у нас пушистый засранец?
— Мяу!
— Кто мелкий пакостник?
— Мяу!
И это еще один урок любви, который предстояло выучить Наташе — крепче всех на свете любят неисправимых, закоренелых, но таких обаятельных мерзавцев.

А потом наступил первый в жизни Антона март. Пришедший в гости вовин друг, попив с Вовой пива под несмолкаемый аккомпанемент антоновых воплей, понюхал свой свежепомеченный ботинок и сказал:
— Расстрелять.
— Я хотел сказать — кастрировать, — поправился он, заметив испуганные взгляды хозяев. — Ну или сделайте ему прививку от бешенства и отпустите на улицу. Он там разберется, что ему делать.
Вова с Наташей и сами понимали — надо действовать. Потому что слово «расстрелять» то и дело всплывало в сознании, измученном постоянным недосыпом и нескончаемой какофонией. Решили начать с прививок — избежать выхода Антона из дома все равно не удастся, а тут все-таки лес рядом, там лисы, белки, ежи. Упаковали Антона в переноску и поехали в город.
За тот разгром в ветеринарке Наташе неловко до сих пор. На их вялое предложение компенсировать убытки ветеринар с медсестрой энергично замахали руками и принялись теснить их к выходу. Вова потом утверждал, что медсестра прятала в рукаве скальпель.
— А может, нам его кастрировать, что посове... — промямлила Наташа в захлопнувшуюся перед носом дверь.
— Если даже и да, то видимо, точно не здесь, — резюмировал Вова.
Привитый Антон из переноски пугал гневными воплями прохожих.
Но Наташа все еще сомневалась.
— А если он заблудится?
— Не заблудится, — Вова был безжалостен. Последние два часа он безрезультатно пытался отмыть от запаха любимые кроссовки.
— А если он встретит собак?
— Тогда я сочувствую этим собакам!
Антон вернулся через пять дней, темно-серый от пыли и чрезвычайно довольный.
Глядя, как он с жадностью ест, Наташа и Вова готовились к худшему. Антона срочно надо было искупать. После памятной фекальной вечеринки в день появления Антона в доме они еще ни разу не пытались это сделать. Обреченно вздохнув, Вова пошел набирать ванну.
Антон наелся, сходил по традиции мимо лотка и собрался уже было вздремнуть на коврике, когда коварная Наташа подхватила его под живот. А потом понесла его в то странное помещение, где был яркий свет и текла вода. В Антона вцепились четыре руки и стали его куда-то опускать.
Они попрощались мысленно с руками, глазами и вообще надеждами уцелеть. Они плавно опустили Антона в воду... и ничего не произошло. Антон стоял и балдел в теплой воде, спокойный как удав, а когда они осмелели настолько, что решились намылить его и потереть спинку, начал петь одну из своих удовольственных песен. Ему даже понравился душ, и против теплого полотенца он тоже ничего не имел. Наташа понесла завернутого ребеночка в постельку, а следом шел Вова и исступленно шептал: «Охренеть!»
С тех пор Антон гулял, когда хотел и где хотел.
А ветеринара они потом нашли по наводке друзей. Друзья утверждали, что мужик — зверь, его боятся тигры в зоопарке, он оперирует удавов и вытаскивает волкам занозы в диком лесу. Наташе представлялся этакий сумрачный Тарзан на русский лад.
Тарзана звали Анатолий Иванович, и был он мелкий, худенький и веснушчатый. Наташа не была уверена, что ей удалось скрыть свое разочарование. А когда он предложил им выйти из кабинета и не мешать, то еще и откровенный страх.
— Ставлю на Антона, — прошипел Вова ей в ухо. — Сто к одному.
В кабинете было тихо. Во всяком случае, звуков схватки с Тарзаном было не слыхать. Через десять минут дверь открылась, Толик вынес им Антона и усадил в переноску.
— А вы его точно, эээ, привили? — краснея, спросила Наташа.
— Не понял, — удивился ветеринар.
— Ну знаете, он у нас такой... немного неуправляемый.
— Ну что вы, — улыбнулся Тарзан-Толик, — замечательный кот. Умный и очень воспитанный.
Умный и очень воспитанный кот укоризненно посмотрел на Наташу. Во взгляде читалось: «И шо вы, мама, на меня таки наговариваете?».
Толик стал их бессменным семейным врачом, лечил раны, отравления, удалял клещей, делал прививки, и они действительно видели в его кабинете удавов, волков и однажды даже настоящего горного орла.

Второй кот пришел к ним сам.
Под вечер Вова с Наташей возились на кухне. Наташа готовила ужин, Вова пялился в окно.
— Антон идет, — сказал он и пошел открывать коту дверь.
Антон прошел мимо них, поел и скрылся в недрах коттеджа.
— Странно он как-то поел, — заметил Вова. — Все слопал, не оставил даже ничего.
Антон обычно оставлял немного еды в миске и вообще считал миску пустой, когда в ней показывалось дно.
Больше в этот вечер Антон на улицу не выходил и в доме на глаза не показывался. Наташа с Вовой собирались уже спать, когда в дверь раздался глухой удар.
— Мяу-у-у! — сердито орали за дверью.
— Это еще что такое? — возмутился Вова. — Сейчас вот спустим на них своего цепного кота!
За дверью стоял... Антон.
Злобно зыркнув на них, он прямиком проперся к миске и принялся вопить, обнаружив ее пустой.
— Опять? Ты же ел уже!
Наташа положила ему немного, Антон мигом проглотил все и завопил снова.
— Ты глистов завел, что ли? — возмутилась она, но корма добавила.
— И как ты из дома выбрался, полтергейст? — спросил Вова. — Может, сетка где-то порвалась, завтра проверю.
«Завтра» их ждал сюрприз покруче порванной сетки.
Вову разбудил наташин крик. Не до конца проснувшаяся Наташа стояла посреди кухни с банкой корма в руках, а перед ней на полу сидели два абсолютно одинаковых белых Антона.
Решено было пришельца временно оставить, а тем временем поспрашивать в поселке, у кого сбежал белый кот. Котик был вежливый, аккуратный, он быстро понял — чтобы поладить с Антоном, надо просто признавать его превосходство во всем, а Антон, похоже, решил, что нашелся его потерянный в младенчестве брат.
Затея поспрашивать в поселке успехом не увенчалась. Очень быстро распространилась весть, что Наташа с Вовой решили сбагрить кому-нибудь свою белую бестию, под видом приблудного котика, и все их расспросы встречало угрюмое недоверие.
Ну что было делать? Кота помыли, проглистогонили и свозили к Толику. Он оказался здоровым и молодым, а может, и действительно был антоновым братом.
— Назовем его Артемом, — предложил Вова. — Так аристократично, все на букву А. Типа породистые.
Наташа не возражала. Артем вроде бы тоже.
Он был добрым и ласковым, и, не встреться не его пути Антон, быть бы Теме милым домашним котиком, но не судьба. В обществе Антона у него просто не было шансов.
Вскоре поселок застонал — белый кошачий монстр действительно раздвоился, а значит, стало в два раза больше шалостей, пакостей, утащенных шашлыков, вылаканной сметаны, напуганных собачек и пожеванных цветов.
Один особо впечатлительный житель поселка, укладываясь на кушетку у своего психотерапевта, путанно рассказывал о своих галлюцинациях:
— Представляете, доктор, я выхожу утром в сад — на заборе сидит белый кот. Я его знаю, разбойник, каких мало. Я его прогнал, кыш, говорю. Он спрыгнул за забор, я поворачиваюсь, а он у меня на крыльце сидит! И шипит еще на меня! Пропишите мне чего-нибудь посильнее!
Психотерапевт послушно прописывал чего посильнее, а галлюцинации не прекращались, пока однажды несчастного мужика не просветили соседи, что белых котов и правда два, и это, увы, не галлюцинация.
В то время как Антон брал нахрапом, ласковый Артем предпочитал пускать в ход свое обаяние. Втираться в доверие он умел как никто. Уже много после, когда котов стало четыре, Наташе рассказали одну историю.
На краю их поселка жила одинокая старушка. И повадился приходить к ней белый котик — красивый, пушистенький. Котик кушал, спал, играл с клубочком, слушал старушкины рассказы, мурлыкал исправно, но к ночи всегда уходил и на предложение остаться на пмж никак не реагировал. Старушка уж и так и этак его заманивала — надо же, такой котик славный, а живет на улице, жалко же бедняжечку, так она и сырнички ему, и сметанку, и рыбки вареной-жареной, а все никак. Она и имя ему придумала — Барсик, и подушечку вышила для спанья. Но Барсик упорно не велся на домашний уют, каждый вечер звала его за калитку муза странствий, и поминай как звали.
Однажды старушка пришла в гости к подружке, чайку попить с пирогами, уселись они в саду в беседочке, а тут из-за забора как выскочит ватага разномастных котов, как промчится вихрем по саду! «Барсик!» — кричит старушка, — «Барсик, лапочка, куда же ты?» Но не слышит Барсик, несется вместе с разгульными своими товарищами. Не иначе, как попал под дурное влияние.
Подружка руки в бока уперла и давай старушку просвещать насчет «Барсика». Что никакой он не уличный, а очень даже домашний, вон в каком коттедже живет. Что других таких оглоедов, как эти четверо, на всем свете не сыщешь. Тащат все, что не приколочено, жрут все, что хоть как-то еду напоминает. Кошек поселковых нестерилизованных огуливают. Одно слово — бандиты!
Старушка от такого вероломства за сердце хватается, как же так, Барсик, ведь такой приличный котичек! Целый месяц ходил столовался! Мурлыкал! С клубочком играл! В общем, чтобы добрая женщина совсем не расстроилась, повела ее подружка к соседке, которая как раз котят пристраивала, ейной кошечкой от нашей компании нагулянных. Кошечка красивая была, и котята на славу — и белые, и рыжие, и вовсе разноцветные. Взяла старушка котеночка, назвала, понятно, Барсиком, и живут они теперь, поживают, добра наживают. Главное, чтобы в Барсике папашины гены не проснулись. Хоть и неизвестно, кто конкретно там папаша, ну да все они там друг друга стоили.

Третий кот появился в их компании благодаря вовиной однокурснице Ляле. Ляля эта была классической интстаграмщицей. Длинные ресницы, ногти, волосы, пухлые губы и сиськи, тонкие нос и талия. Как говаривал еще один вовин однокурсник, «внешность у нашей Алены Игоревны такая типическая-типическая!» Надо отдать Ляле должное, большая часть всего этого добра досталась ей от рождения, ну правда кое-что пришлось подкорректировать. Губы там подкачать, ресницы нарастить. Мелочи.
Наташу Ляля бесила. Вова однажды прозрачно намекнул, что что-то там у них в студенчестве было. Понятное дело, еще до знакомства с Наташей. И вот это «было» давало Ляле железобетонную уверенность, что стоит ей как следует похлопать наращенными ресницами, как Вова бросится исполнять любое ее желание.
В один прекрасный день Ляля появилась на пороге их дома с переноской в руках.
— Ребя-я-ят, — она патетически вздохнула и предсказуемо захлопала на Вову ресницами. — Только вы можете меня спасти!
Оказалось, они с мужем летят на Барбадос, прям вот завтра, а лялина мама улетела неожиданно в Амстердам, а сестра, зараза малолетняя, сессию сдает и завернула Лялю вместе с ее переноской в грубой форме. А у мужниных родителей на котов аллергия.
— Ну всего на две недельки, ну пожалуйста! — взмах ресницами. — Семочка такой домашний, он в приюте не сможет, плиз-плиз-плиз!
При всей нелюбви к Ляле наташино сердце не выдержало. Домашнего кота в приют, при живых родителях! Да вы с ума там посходили со своими барбадосами!
— Доставай, — скомандовала она.
Наташа ожидала увидеть какую-нибудь редкопородную кракозябру, кучерявую или, на худой конец, лысую, но из переноски лениво вылез рыжий дородный котяра с самой наипростецкой рабоче-крестьянской физиономией.
— Семочка! — заворковала Ляля. — Мамочка ненадолго уедет, смотри, какие хорошие Вова с Наташей, они о тебе позаботятся, будь умничкой!
В следующую секунду они уже слышали хруст гравия под колесами лялиного хендая.
— Семочка, значит, — сказала Наташа, — ну что ж, зови наших, будем знакомить.
— Жирный какой, — заметил Вова. — Молись, приятель, может они тебя и не съедят.
Семена не съели. Ни в первый день, ни в последующие. Наоборот, он отлично вписался в коллектив. И если вначале ему сложно было поспевать за резвыми товарищами, то к концу второй недели он изрядно похудел и носился по поселку и по дому с грацией молодого лося.
Забирать Семена приехал лялин муж, крепкий мрачный мужчина, стриженный под ноль, в дорогом костюме и при галстуке. Он всецело разделял наташины взгляды на вове-лялину дружбу, потому холодно поздоровался с Вовой и насколько смог сердечно с Наташей. И не задерживаясь приступил к делу.
Чтобы не осложнять изъятие Семена, своих котов Наташа с Вовой предусмотрительно закрыли в комнате.
«Бро! — вопил запихиваемый в переноску Семен. — Спасайте, меня увозят! Я не хочу! Не поеду! Я с вами хочу! Чуваки! Хелп!»
Из комнаты Антон с Артемом дружно бились в запертую дверь. Дверь ходила ходуном, скрипела петлями и вообще грозила рассыпаться.
— Давайте быстрее, пока они не догадались выбить стекло, — предупреждающе нахмурилась Наташа.
Лялин муж нервно покосился на дверь и изловчился наконец захлопнуть переноску.
Семена увезли. Коты с Наташей и Вовой не разговаривали. В коттедже воцарилась неестественная, грустная тишина. Прошла неделя.
— У меня дежавю, или это снова Ляля с переноской? — Вова вытаращился в окно кухни.
— Где? — подскочила Наташа.
Как сирена, взвыл дверной звонок. Из недр коттеджа прибежали заспанные коты. За дверью действительно стояла Ляля, гневно раздувая тонкие ноздри.
— Вот! — яростно воскликнула она. — Забирайте! Вы испортили мне всего кота! Он ворует! Царапается! В тапки ссыт! Диван итальянский подрал! Муж сказал — или я, или он!
Она впихнула им в руки переноску, развернулась так резко, что чуть не упала с крыльца, и помчалась к своему хендаю. Так же резко взяла с места и укатила в закат. Кажется, она боялась, что ее станут догонять и впихивать ей несчастного Семена обратно. Не дождешься, подумала Наташа.
— Антон, Артем и Семен, — задумчиво говорил Вова, наблюдая довольную кошачью троицу, дружно опустошавшую миски. — Как-то не звучит, тебе не кажется?
— Ну пусть будут Антон, Тема и Сема.
— Да, так нормально.

— Наташ, иди глянь!
Вова сидел за компом, обложившись котами и подушками. Наташа подошла. Вова тыкал пальцем в лялин инстраграм. На странице, на фоне сплошных губ, носов, полуголых сисек и ресниц, на каждой фотке красовался сфинкс. Сфинкс в шапочке, сфинкс в юбочке, сфинкс в пледике, на диванчике, с чашечкой, с айфоном, в машине.
— Она что, взяла его у кого-то пофоткаться?
— Нет, вон пишет: «Артемчик», «сыночек», «любимчик», «котичка» и так далее.
«Плагиаторша», — презрительно подумала Наташа.
— Понял, Сема? — Вова почесал Семена за ухом. — Рылом ты не вышел для инстаграма, вот так-то!
Семен лениво потянулся. Ему было откровенно наплевать.
— А что ты делаешь в ее инстаграме? — Наташе как раз наплевать не было.
Вова закатил глаза.
— Во всей этой истории мне видится один несомненный плюс, — сказал он. — Ляля здесь точно больше не появится.
— Ну, у тебя всегда есть ее инстаграм.
— О-о-о-о! — возопил Вова, пугая котов.

А четвертого кота принесла, как ни странно, наташина мама.
— На! — сказала она с порога, одной рукой встряхивая зонт, а другой протягивая Наташе мокрый газетный сверток.
На мгновение Наташе показалось, что там крыса. Но она справилась с собой, подхватила сверток и понесла прямиком в ванну. Существо внутри свертка больше всего напоминало слипшийся комок грязи, в котором отдаленно угадывались очертания головы, лап и хвоста. Наташа решила, что еще немного воды существу уже не повредит и включила душ.
Когда первые слои грязи утекли в сливное отверстие, стало наконец видно, что это котенок. Мокрый, он казался абсолютно черным, но по прежнему каким-то грязным. Наташа намылила его пару раз, грязь не отмывалась. Тогда она плюнула и повернулась за полотенцем. В дверях толпились мама и Вова.
— Это что еще за Ипполит? — спросил Вова.
— Почему Ипполит? — обиделась теща.
— Ну там, в этом фильме... У него еще шапка такая была. Мокрая.
Наташа с изумлением посмотрела на мужа. «Ну там, в этом фильме» — на этом познания Вовы в сфере отечественного кинематографа обычно заканчивались. Наташа искренне была уверена, что все, что он помнит из всесоветской новогодней классики, это: «Какая гадость, эта ваша заливная рыба!»
Котенка, и правда напоминавшего собой мокрую шапку-ушанку, вытерли и отнесли на кухню, кормить. Пришли коты, уселись вокруг новенького и стали наблюдать. Под их пристальными взглядами этот тощий подросток спокойно очистил миску, сел, вылизался, и только потом повернул голову в сторону трех рослых откормленных мужиков, раскрыл пасть и сказал: «Ш-ш-ш-ш!»
— Наш человек, — уважительно заметил Вова.
Коты солидно покивали, соглашаясь.
Ипполит тем временем просох, и стало видно — то, что Наташа приняла за грязь, было желтоватыми подпалинами на темно-серой, почти черной шерсти. Эти желтые пятна придавали котенку «вид лихой и придурковатый».
«Пошли, пацаны», — сказал Антон, и вся свора удалилась в комнаты.
— Я вот не понимаю, — начала Наташа. — Ты от противного, что ли, решила пойти?
Маман вопросительно уставилась на нее.
— Ну может, ты думаешь, что если завалить меня котами, мне быстрее все надоест, и я побегу сломя голову детей рожать?
— Ничего подобного! — возмутилась мать. — Я просто иду к вам, а он сидит в луже, под дождем, холодно же ведь, а он мокрый весь, дрожит! Бессердечная ты, Наташка! Не нужен, так и скажи, я его себе заберу, будет нам с отцом развлечение, внуков-то от вас не дождешься!
— Ну ладно, что ты! Не обижайся, мам. Просто странно: ты, и вдруг кота нам принесла.
— И правильно сделала! — вмешался Вова. — Несите еще, Ольга Александровна! Прям вот всех, кого встретите, сразу нам несите. Будет у нас кошачья ферма. Будем шерсть вычесывать и прясть. Наладим носочное производство. А пока давайте чай пить.
Ипполит напрочь не соответствовал своему интеллигентному имени. Уличные университеты оставили на его детской психике несмываемый отпечаток. В устаканенное, становившееся потихоньку солидным и скучным кошачье житье-бытье он внес свежую струю подростковой преступности.
«Пацаны, зырьте, как я умею!» — кричал Ипполит, разбегаясь и взлетая по шторе на когтях.
Штора выдерживала легонького Ипполита, но с шумом обрывалась под тремя здоровыми мужиками. На этот шум прибегала Наташа, верткий Ипполит успевал ускользнуть, а три более неповоротливые задницы постигала кара в виде шлепанца.
Ипполит научил их настоящим воровским штукам. Например, бежать, если тебя, простите, зажопили, не домой, а в другую сторону. Лучше вообще в лес. Наташа с Вовой вдруг заметили, что претензий от ближайших соседей стало гораздо меньше. Это был еще один воровской кошачий закон — не хулиганить там, где живешь. В общем, жизнь потихоньку налаживалась.

Осенью коты возвращались с улицы домой. Они не особо любили, когда сыро и холодно. А стало быть, наступала пора их предзимней обработки: купания и окончательного выведения глистов и блох.
Антон купаться любил, а Тема и Сема не очень. Но ради своего предводителя они готовы были на все. В итоге все трое сидели в ванне, Антон пел от счастья, а Тема и Сема стоически делали вид, что им тоже хорошо. Долг чести не позволял им позорно смыться или хотя бы выразить протест против варварской процедуры, и добрая Наташа старалась достать их из воды побыстрее.
Другое дело Ипполит. Во всем остальном признавая авторитет Антона, на купание он был категорически не согласен. И плевал он на честь и прочую дребедень из рыцарских романов. «Предупреждаю: я просто так не дамся!» — рычал он, но Вова все равно ловил его и нес в ванную.
Вова купал его один. Наташу они с собой не брали, и ей оставалось подслушивать под дверью, благо послушать было что.
— О, тепленькая пошла, — традиционно приговаривал Вова, поливая Ипполита из душа.
«Убью-у-у-о-у!» — орал Ипполит.
Но Вову, закаленного в боях с Антоном, просто так на понт было не взять.
— Да что ты? Правда? — неслось из ванной. — Убьешь? Да ладно! Мойся, мойся, грязное чучелко, однажды отмоешься наконец добела, и тогда, может быть, Антон признает тебя своим сыном. «Ипполит, я твой отец!»
И так далее, и тому подобное.

А потом наступала зима, выпадал снег, и неопытный недоросль Ипполит, купившись на яркий свет за окнами и решив, что вернулось лето, с размаху вылетал в открытую Вовой дверь и ласточкой нырял в сугроб. Поржать над его обиженными воплями вылезала на крыльцо вся честная компания. Антон тоже плюхался в снег, совершал несколько антилопьих прыжков по двору, задрав пушистую метелку хвоста, а за ним неотступными тенями скакали Тема и Сема. Потом все убегали греться в дом и располагались кто где: на батареях, перед электрокамином, в ванной на теплом полу.
Долгими зимними вечерами коты смотрели с Наташей и Вовой телевизор, пялились к ним в мониторы, топтались по клавиатурам, а в перерывах охотились друг на друга, таскали еду со стола, прыгали по полкам, шкафам и спали. На Вове, на Наташе, на диванах и креслах, на перилах лестницы, в раковине и в стиральной машине. В этом доме решительно никуда нельзя было пойти, чтобы не наткнуться на спящего кота, и только кошачьи домики почему-то совсем не годились для этой цели.
Каждый год ребята давали себе обещание не ставить елку. И каждый год ставили. Просто невозможно было удержаться — с конца ноября весь поселок потихоньку прихорашивался: горели разноцветные гирлянды на окнах и в садах, на дверях висели веночки и колокольчики, росшие на участках ели и сосны одевались в игрушки и мишуру. Нарядный днем и светящийся вечерами, похожий на рождественскую открытку, поселок не оставлял им выбора. И Вова лез на чердак за игрушками и искусственной елкой.
У котов наступал праздник.
— Я вас когда-нибудь поубиваю, твари шерстолапые!
Вова с воплями гонялся за Темой и Семой, стащившими гирлянду, а Антон с Ипполитом тем временем играли в лесоповал — приводили в действие план «повали елку». Елка с успехом была повалена, Тема и Сема с хохотом сматывались от Вовы, а Антон с Ипполитом от Наташи. Потом можно было еще покатать шарики и пожевать мишуру.
А еще на праздник приезжали гости, много новых людей и запахов, и если попадался кто-то, доселе не знакомый с нашей четверкой, то его быстро брали в оборот: у него просили жрать, как будто три дня не ели, на него залезали всем скопом, осыпая разномастной шерстью, на него прыгали из-за угла, пока гость не начинал шарахаться и испуганно озираться, следуя в туалет.
Иногда гости привозили с собой детей, и тут надо было быть начеку — дети были в чем-то сродни котам. Непредсказуемые, коварные, хулиганистые, их можно было смело принимать к себе в команду и хоть завтра брать на дело, в рейд по поселковым верандам и погребам.
Гости любили фотографироваться, а коты любили влезть к ним в кадр каким-нибудь неожиданным способом. Особенно изобретателен был Ипполит — его разноцветная морда с обалделым выражением на ней оказывалась почти на каждой второй фотографии. То он жрал салат за спинами у гостей, то падал со шкафа кому-нибудь на голову, то застывал в полете размытой молнией, ну или просто маячил с краю снимка, переводя фокус камеры на себя. А уж селфи с гостями удавались абсолютно всем. На них коты в основном вырывались из объятий, перекосив рты в истошном крике. Высшим пилотажем считалось укусить незадачливого селфера за нос.

— Давай заведем им страничку где-нибудь, в инсте или в контакте, — предложил однажды Вова, просматривая новогодние фотографии. — Ты только глянь на эти морды! Три мушкетера и Ипполит! Они порвут интернет!
— Ну не знаю, — вздохнула Наташа. — Вот если бы снять, как они на меня по утрам пялятся, все четверо, это точно был бы мем всех времен и народов!
Так они и жили, хорошо ли, плохо ли, но уж во всяком случае, не скучно.

В конце июня окотилась кирчикова Стелла.
Когда последствия грехопадения стали наглядно видны, Кирчик пришел к ним еще раз. Стеллу он, как и в прошлый раз, принес с собой, чтобы не быть голословным. Кажется, он и сам не совсем понимал, чего хочет от Вовы с Наташей: то ли алиментов, то ли просто излить свое возмущение вопиющей распущенностью их питомцев.
Вова решил принять удар на себя. Взяв Кирчика за пуговицу домашней кофты, Вова за полчаса изложил ему основы сексологии и контрацепции, начав от сотворения мира и закончив предложением дать телефон ветеринара. Кирчик хлопал детскими глазами, округлял рот и местами порывался законспектировать. Прекрасно-равнодушная Стелла, выставив живот, спокойно возлежала у него на коленях, даже взглядом не удостаивая толпящихся в дверях своих давешних кавалеров.
Потрясенный обилием новой информации, Кирчик ушел, а Вова с видом победителя откинулся на спинку стула. Правда, он не учел одного не очень удачного обстоятельства — визит Кирчика совпал по времени с визитом тещи, и теща самым внимательным образом прослушала вовину лекцию, особенно на моментах про контрацепцию.
— Однако, я гляжу, ты большой специалист в этом вопросе, — сказала она с гордым видом всех тещ, сумевших подпортить триумф своему любимому зятю.
...Время было к одиннадцати, когда у Наташи внезапно зазвонил телефон.
— Наташа! — рыдал в трубке Кирчик. — Я не знаю, что мне делать! Она рожает, Наташа! Рожает! А у мамы давление! А я не могу! Я не могу! Это ужасно!
— Спокойно, Кирилл Митрофанович, — ответила Наташа. — Не пугайте роженицу, мы сейчас придем.
— Вова, — позвала она, входя в комнату. — Собирайся, тут требуют авторов к ответу.
— В смысле? — Вова повернулся к ней, опасно свесившись с дивана.
— Ты роды когда-нибудь принимал? Сейчас будешь.
Вова с грохотом свалился на пол.

Стелла лежала на принесенной Наташей пеленке и тяжело дышала. Время от времени она мяукала, беспокоилась, порывалась то ли вылизаться, то ли укусить себя за зад, но не дотягивалась.
— Это сколько она уже так? — спросил Вова.
— Т-т-три часа, — проклацал зубами Кирчик.
На него было больно смотреть. По лбу струился пот, широкое доброе лицо то краснело, то белело, руки тряслись.
Наташа набрала маме. Мама была врачом, да и вообще отличалась здравомыслием.
— Мам, ты не в курсе, у кошки три часа схватки — это не слишком много?
— Чего-о-о? У вас же вроде коты? Или я чего-то не знаю?
— Ну, мам! Это Кирч... Кирилла Митрофановича кошка, Стелла.
Мама секунду подумала.
— Звони ветеринару, — сказала она.
— Так ведь поздно уже! Двенадцатый час!
— Я сказала — звони!
Вова позвонил Толику, и разбуженный Толик немедленно потребовал адрес. Через час он уже вошел в дом, раздал указания и выпроводил их всех из комнаты.
Они не решились оставить Кирчика одного и три часа просидели с ним на кухне. Кирчик понемногу пришел в себя, а собеседником он был интересным — байки из детства, байки из юности, байки из университетской жизни, и только захохотав слишком уж громко, они спохватывались и понижали голоса.
Наконец дверь открылась, Толик поманил их и приложил палец к губам. На цыпочках вошли они в комнату, где на чистой пеленке лежала счастливая мать, а к ее животу присосались четверо разномастных котят. Два белых, один рыжий и один непонятно какой.
— Все отметились, — прошептал Вова. Наташа пихнула его локтем в бок.
Было уже совсем светло, когда они шли домой, обсуждая, какой молодец все-таки Толик, как трогателен Кирилл в своем умилении, и каким заботливым он будет дедом для котят. Дома их ждали недовольные нарушением распорядка коты.
— Поздравляю, папаши,— сказал им Вова, — готовьте алименты.
И ушел спать. Наташа вздохнула и полезла за кормом. Вставать через час для кормежки было явно выше ее сил.

Это была обычная сентябрьская пятница, типичная, как большинство сентябрьских пятниц до нее и большинство сентябрьских пятниц, которые будут после. В преддверии скучной и серой зимы толпы горожан стремились урвать себе нежного, хоть и не жаркого уже, солнышка, голубого неба и совсем еще летней природы. Наташа ушла с работы пораньше, и все равно постояла в пробке на выезде из города, в пробке на трассе и даже немножко в пробке на въезде в родной поселок. Она полагала, что Вова с котами уже дома.
Вовы не было, не было и котов, для которых, зная их свободолюбивый нрав, давно проделали в двери кошачью дверцу.
Вова приехал, когда уже начало темнеть, голодный и измотанный.
— А где архаровцы? — поинтересовался он.
Архаровцы не явились ни через час, ни через два, ни в двенадцать, ни в час.
— Не переживай, придут завтра, — приговаривал Вова, утешая Наташу.
— Ну если не придут, пойдем искать, — говорил он еще через час, застав Наташу на кухне, бесцельно глядящую в окно. — А теперь надо спать, пошли, сил не будет, пошли, пошли!
Наташа позволила себя увести и даже уложить в постель, но сон не шел. Первый раз за последние пять лет никто не давил на ноги, не топтался по груди и не залезал на голову. Непривычно как-то.
Проснулась она как положено в шесть, и никто не смотрел на нее внимательными голодными глазами. Пустота давила и обескураживала. Наташа растолкала Вову и потащила его искать котов.
Они бродили по поселку, как зомби в предутренней мгле. «Антон, Тема, Сема!» — кричали они. Кричать «Ипполит!» было длинно и неудобно, и, говоря честно, немножко смешно.
Утро вступало в свои права, поселок потихоньку просыпался. Вова увел Наташу домой позавтракать, но она только пялилась на него с выражением: как-ты-можешь-жрать-в-такой-момент. Они снова вышли на улицы и снова безнадежно выкликали своих любимцев.
— Валентина Васильевна, вы не видели наших котов? — наудачу спросила Наташа у первой встреченной ими поселянки.
— Пропали? — радостно ахнула Васильевна и тут же притворно заквохтала: — Ну что ты, не переживай, деточка, найдутся, найдутся бандиты твои, куда они денутся!
На ее лице ясно читалась надежда на нечто прямо противоположное.
— Сволочь, — припечатал Вова, когда Васильевна поспешно удалилась.
Наташа мрачно кивнула.
Нет, конечно, в их поселке хороших людей было больше. Но к сожалению, ни сегодня, ни вчера никто из них котов не видел и не слышал, чтобы видели.
Они проходили до обеда и ни с чем вернулись домой. Что делать, было непонятно. Вова предлагал подождать хотя бы до завтра, и если вдруг, «я подчеркиваю, вдруг», коты не вернутся сами, тогда звать на помощь друзей и организовывать масштабные поиски.
Коты и раньше могли не прийти ночевать, а по весне, бывало, гуляли и по несколько дней. Но не все сразу — личная жизнь, она ведь на то и личная, чтобы устраивать ее без шумной компании друзей-приятелей. И опять же, то по весне, а сейчас, простите, сентябрь.
— Наташ, — Вова мягко отобрал у нее нож и положил на доску. Лук для салата превратился уже в мелкую кашицу, пока Наташа в задумчивости крошила его ножом.
— Наташ, ну посмотри на меня. Не надо так изводиться. Они вернутся, обязательно, ну ты чего? Ну что может случиться?
Случиться-то как раз могло все, что угодно, и они оба понимали это. Но и сходить с ума тоже было не особо продуктивно. Вова проследил, чтобы Наташа съела хоть что-нибудь и выпила крепкий горячий чай. И они снова вышли на поиски.

День, словно в насмешку, выдался погожий и солнечный, праздничный, яркий, и тем сильнее контрастировал он с хмурым беспокойством на лицах группы женщин, шедших им навстречу от магазина. «Неужто по нашу душу?» — с тоской подумала Наташа.
Но нет, женщины, едва поздоровавшись с ними, спешили мимо.
— Что случилось? — спросил Вова.
— У Семеныча с Аделиной внук в лесу заблудился, — ответили ему.
Вова с Наташей ахнули и бросились следом.
«В лесу заблудился» звучало в их поселке как набат. Лес, начинавшийся сразу за дальней окраиной, был настоящий, серьезный, большой. Он далеко уходил в обе стороны, слева перерезала его трасса, а вправо, километрах в пяти, было в нем несколько прудов, два из которых постепенно превращались в болота. В этом лесу, стоило зайти чуть поглубже, глохла любая сотовая связь.
На краю поселка собралась большая толпа.
— Ага, Олег уже МЧС вызвал, — удовлетворенно произнес Вова.
Олег, сын Семеныча, был копией своего батьки, только моложе и без усов. Крепкий, в камуфляже и берцах, сейчас он стоял перед командиром спасателей как нашкодивший школьник.
— Так в чем был одет мальчик? — спрашивал командир.
— Камуфляж, — опустив голову, тихо ответил Олег.
На лице командира, как на электронном табло, можно было прочитать все известные ругательства во всех известных сочетаниях.
— Граждане! — рявкнул он, и все мгновенно стихли. — Пользуясь случаем, хочу напомнить: в лес детей одеваем ярко! Я подчеркиваю — ярко! Красное, желтое, белое, ни в коем случае не зеленое или серое, и не панамку или кепку, которые легко слетят! А куртку, кофту, футболку, чтобы ребенка вы видели издали, как факел! И уж конечно, не камуфляж! И пенсионеров это тоже касается! Вы все здесь живете, как таких элементарных вещей не знать! У вас тут только в прошлом году бабушку искали, забыли уже?
Они не забыли. И тем страшнее был день сегодняшний. В сторонке плачущую Аделину поддерживали под руки Семеныч и бледная как мел, тонкая и красивая их невестка Настя.
Оказалось, они приехали к деду с бабой вчера, а сегодня утром Настя, Олег и пятилетний Русик пошли погулять в лесу. Они зашли довольно далеко, как раз в сторону прудов, остановились посидеть на полянке, Русик, который только что ныл, что больше не может, немедленно принялся носиться по краю поляны и прятаться за деревьями. «Русик, не убегай далеко!» — предостерегающе крикнула Настя.
Они спохватились, внезапно поняв, что не видят и не слышат своего ребенка. Может, побеги они сразу в правильном направлении, ничего бы и не случилось, но кто мог знать, какое направление правильное. Они три часа бегали по лесу и звали, сами рискуя заблудиться, потом Олег чуть не силой уволок упиравшуюся Настю в поселок и вызвал спасателей.
Спасатели образовали цепь и двинулись в лес. Командир их снова обратился к толпе.
— Кто хочет помочь в поисках, только мужчины и только взрослые, через двадцать минут встречаемся здесь. Одежда походная, но яркая, светоотражатели приветствуются. Мне не нужно, чтобы еще и вы потерялись. С собой термосы с горячим, бутерброды, если есть фонари, если нет — дадим. Одевайтесь теплее, ночью холодно. Все.
Вова рванул домой, Наташа едва поспевала за ним.
— Я с тобой, — говорила она.
— Ты слышала, только мужчины, — огрызался он.
Наташа собрала еду и термос с чаем, Вова перевернул шкаф в поисках своей красной толстовки. Нашел. Они помчались обратно.
Волонтеров снабдили рациями, фонарями, проинструктировали, построили и увели.

Народ не расходился, люди сбивались кучками, переговаривались, многие подходили к Аделине и Насте, говорили что-то, сочувствовали, старались обнадежить. Семеныч, которого не взяли в лес в силу возраста, сколачивал группу пенсионеров, которую собирался вести вдоль трассы, вдруг ребенок пойдет на шум машин. Наташа тоже подошла, сказала какие-то ободряющие слова, заглянула в пустые глаза не слушаюшей ее Насти и содрогнулась. Вдруг у Насти зазвонил телефон, она встрепенулась и выхватила мобильник со словами: «Олеговы друзья приехали!» Через пять минут подъехали десяток крепких решительных мужиков на хороших машинах, коротко переговорили с оставшимися МЧС-никами, выбрали направление и ушли в лес. Наташа подумала, подумала и позвонила своим друзьям, любителям походов и экстрима. Они подскочили через час, экипированные, как для подъема на Эверест. Радостно поздоровались с Наташей, разобрали снарягу и тоже двинули в чащу. «Натаха, как котики?» — уходя, помахал рукой один из них.
— Котики... потерялись, — сказала Наташа и заплакала.
Дома было по-прежнему пусто. Наташа разложила по мискам еду, налила свежую воду. Чтобы не сидеть у окна на кухне, ушла в комнату. Телефон молчал, Вова был вне зоны доступа. Быстро темнело, Наташа включила свет, телек, выключила телек, открыла крышку ноута и так и осталась сидеть перед ним, невключенным.
...Телефон звонил, просто разрывался, где-то в сантиметре от Наташиного уха. Она заснула прямо на клавиатуре, положив голову на руки.
— Наташенька, — сказал смартфон срывающимся голосом Аделины, — тебе Вова не звонил?
— Нет, Аделина Викторовна, не звонил, — ответила Наташа, остро чувствуя вину, что не может ответить иначе.
— Ох, господи...
На телефоне высветилось время — три часа тридцать минут. Значит, никаких новостей до сих пор нет. Глубокая ночь, где-то в лесу люди и маленький мальчик, которого они никак не могут найти.
Прошло еще два часа, вместивших несколько чашек кофе и несколько безуспешных попыток набрать Вову. Наташа оделась потеплее и вышла в сад. Потихоньку светлело, но пополз туман, заволакивая все собой, скрадывая очертания, словно говоря — поздно, поздно, никого вы уже не найдете, никто к вам не вернется...
— Нашли!!! — тишину прорезало криком, как ножом.
По улице мимо коттеджа кто-то бежал, кричали люди. Наташа побежала вместе со всеми.
— Кто кричал? Кто сказал? — на краю поселка снова была толпа, возбужденная, гомонящая.
— Я, я кричал! — подпрыгивал какой-то подросток. — Мне отец дозвонился, сказал, нашли, обратно идут!
Из тумана появились Семеныч с Аделиной и Настей. Им позвонили спасатели, да, подтвердил Семеныч, действительно, нашли, живой. Скоро уже будут здесь.
Люди замерли в напряженном ожидании, вглядываясь в клубящийся лесной сумрак.
Солнце встало, и туман отступил, свернул свои холодные щупальца и уполз восвояси. Запел единственный на весь поселок петух, так раздражавший всех в обычной жизни, но сегодня он пропел, как горнист на рассвете, победным гимном встречая новое утро. Все встрепенулись и заулыбались наконец, словно только теперь поверив, что все будет хорошо.
— Вон, вон, идут, идут! — завопил все тот же неугомонный парень.
Они и правда шли по тропинке. На руках у командира, обняв его за шею руками, сидел Русик, а еще четыре человека несли на руках что-то белое, что-то рыжее и что-то темное.
Настя бросилась к сыну, женщины плакали, Аделина осела на землю, Семеныч засуетился вокруг нее. А Наташа только и могла, что открывать и закрывать рот в немом изумлении. На руках спасателей прямо к ней ехали Антон, Тема, Сема и Ипполит, с таким видом, будто это обычное дело — возвращаться с гулянки на руках персональной охраны.
— Чьи коты, граждане? — звучно спросил командир, успевший передать ребенка матери.
Народ расступился, освобождая пространство перед Наташей.
— Мои, — потрясенно сказала она.
— Что, все?
— Все.
Словно в подтверждение ее слов, коты попрыгали с рук своих носильщиков и попытались все сразу залезть на Наташу. Она сгребла их сколько могла, прижимая к себе, а рядом стоял командир и говорил:
— Если бы не они, не нашли бы парнишку. Он спал под кустами, а они его грели со всех сторон. Белые, хорошо видно в свете фонарей. И как только они оказались от дома так далеко?
— Они позавчера еще пропали, — задирая голову, чтобы не пролились слезы, сказала Наташа. — Мы их вчера искали полдня, пока Русик не пропал.
И слезы таки закапали. Вокруг смеялись, плакали, теребили Наташу, гладили котов.
— Героические коты! — спасатели тоже подходили, смеялись, рассказывали, как увидели в кустах два белых пятна, долго не могли понять, кто это, что за звери. Найти в лесу котов они точно не ожидали!
— Наташка! — сквозь толпу протискивался Вова с друзьями. — Коты! Любимые мои!
Он схватил их всех в охапку, обнял. Кто-то зааплодировал. Толпа подхватила. Люди хлопали спасателям, котам, Наташе, Насте с Русиком, Семенычу с заливавшейся слезами Аделиной, Олегу, волонтерам, целую ночь проведшим на ногах. Мальчика нашли километрах в десяти от поселка, в стороне от всех троп, в непролазной густой чаще.

Друзья, напившись кофе, уехали в город. Вова спал на диване в гостиной, от усталости не дойдя до кровати. На нем в живописном порядке дрыхли коты. Наташа тихонько присела на краешек дивана, Антон поднял голову, посмотрел на нее, как бы говоря: «А, это ты», и улегся снова. Наташа погладила его, и он замурлыкал, мирно и успокаивающе. Ее мальчики были дома и спали. Все было хорошо.
А к обеду примчался счастливый Семеныч, бросился обнимать Вову с Наташей, хотел было и котов пообнимать тоже, но поостерегся в последний момент. Русика в городе осмотрели врачи, не нашли никаких проблем, не переохлаждения, ничего, и даже психологически все более-менее было нормально.
— Он испугался, конечно, а потом, говорит, котики пришли и стало не так страшно, и теплые они, он и сидел с ними в обнимку, а потом уснул, — возбужденно говорил Семеныч. — Эх, ребятки! Да я теперь за ваших котов! Пусть только кто чего скажет, порву всех! Вот погодите, Аделина моя оклемается и тоже прибежит, она их всех зацелует!
Семеныч ушел, а вскоре приехал Олег и, не слушая никаких возражений, выгрузил из своего джипа несколько килограммов мяса и рыбы.
— Это котам, — твердо сказал он. — Я Русику обещал, что подарки им привезу. И кроме того, рыба... в общем, не от меня.
Он многозначительно поглядел на ребят.
— Пошли в дом, расскажешь, — предложил Вова.
В который раз за сегодняшний день Наташа варила кофе, Олег сидел за столом и рассказывал.
— В общем, покупаю я мясо на нашем рыночке, у Нины, а рядом мужик с рыбой стоит, ну может знаете, он приезжает иногда, такой длинный, не местный?
Наташа и Вова покивали. Они не раз брали рыбу у этого дядьки.
— Ну, Нина расспрашивает меня про Русика, как да что, а мужик этот внимательно так слушает. Нина ему и говорит: «Вот, Вася, знакомься — тот самый Олег. И котов он этих отлично знает, с хозяевами их дружит. Да что говорить, этих котов весь поселок знает, надо же, такие морды бандитские, а ребенка спасли, можно сказать!»
«Я тут торговал в пятницу, — рассказал Олегу Вася. — И как раз футбол был, мне сын настроил на телефоне, чтоб я мог посмотреть, значит. Ну, смотрю я футбол, увлекся, продал мало, еще и наши проиграли, я злой, как черт, покидал остатки в кузов, у меня пирожок, вон стоит, так я в него даже особо не заглянул. Приехал домой, я в Берсенево живу, за лесом, открываю, значит, дверцы — а они как выпрыгнут! Четверо! Два белых, рыжий и еще какой-то темный, не разобрать. И бегом! Это значит, они залезли, пока я в телефон пялился. Видать, на запах, а там коробки у меня, ну всякое, я их и не увидал. Жена давай ругаться, а я смотрю — рыба вроде целая, испугались, наверное, не до рыбы им было. Два дня меня пилила, что машину не осмотрел. Увез, говорит, чужих котов, пропадут теперь. Она у меня кошатница, у нас трое своих. А ты, значит, мясо для них берешь? На вот, рыбки им от меня возьми, и скажи, будь другом, хозяевам — прощенья прошу! Теперь всегда буду машину осматривать, и под капотом тоже. Нет, нет, денег не надо, так бери! Приеду, жене расскажу, вот порадуется!»
Вова с Наташей сидели, притихшие и ошарашенные. Так вот как их коты оказались в лесу! Они шли домой, больше суток упорно пробирались сквозь чащу, пока не нашли испуганного несчастного мальчика. Коты были даже круче, чем они о них думали.
Олег допил кофе и встал.
— Спасибо вам еще раз, ребят, — сказал он, — и от Насти, и от Русика. Он все время котов вспоминает, мурчали, говорит, хорошие, пушистые. Мы с Настей решили — заведем ему, сколько скажет, хоть пятерых сразу!
Он, не скрываясь, вытер мокрые глаза.
Проводить Олега во двор вышла вся семья. Коты расселись на крыльце, явно не торопясь двигаться никуда дальше — нагулялись за последние трое суток.
— Вон, кстати, — Вова махнул рукой на дом через дорогу, — по поводу «заведем». У Кирилла четверо подросли как раз, копия наших. Клоны. При всем желании не отмажешься, никакая днк-экспертиза не требуется.
Олег задумчиво смотрел на дом через дорогу.
— Да, если он еще согласится их отдать, — сказала Наташа.
— Согласится, куда он денется! Вторую такую компашку наш поселок не выдержит. Да и потом, после зимы опять ведь будет весна. Толика он теперь знает, к Стелле дорожка нахоженная... Так что все у него будет хорошо!
— Поговорю с Настей и позвоню ему, — серьезно сказал Олег. — Спасибо!
Он обнял Наташу, пожал руку Вове и укатил. К жене и ребенку.

— Наташхен, — сказал Вова, глядя ему вслед. — Давай что ли, тоже кого-нибудь родим, а? Смотри, у нас даже коты какие чадолюбивые оказались! Да и вообще... Мне, короче, уже ничего не страшно!
— А мне страшно, — сказала Наташа. — Я вот только теперь поняла, как это страшно.
— Но ведь и круто же, а?
— Круто, — согласилась она. — Давай. Двоих.
— Ну где двое, там и четверо, сама знаешь!
— Вова!
— Что Вова? Что Вова? Стоит только начать, а там как пойдет! Ай! Не щипайся!

На крыльце сидели коты и снисходительно наблюдали, как дурачатся их молодые хозяева. Все было хорошо.

Драбблы || Драбблы и мини || Мини, пост 1 || Мини, пост 2 || Мини, пост 3 || Мини, пост 4 || Мяв, кошачья владычица || Эффект кошки || Котики и страхи